В марте 1936 года Константин
Сергеевич Станиславский вызвал меня к себе.
Я знала, что он в ту пору
напряженно работал над завершением книги «Работа актера над собой» и был
практически занят организацией Оперно-драматической студии, на которую возлагал
большие надежды, так как рассчитывал, что, экспериментируя с молодежью, он
добьется проверки новых теоретических положений системы. Я знала также, что,
несмотря на тяжелое состояние здоровья, Константин Сергеевич переживает, быть
может, наивысший подъем своих творческих сил, когда каждый день сулит ему и нам
все новые открытия в области природы актерского творчества.
Едва лишь я приблизилась к
знакомому особняку в Леонтьевском переулке, меня, как и всегда в мои частые,
долголетние встречи со Станиславским, охватило чувство огромного волнения.
Усадив меня в большое мягкое
кресло, он некоторое время испытующе и ласково глядел на меня.
— Вы слышали о моей Студии? — спросил он наконец.
— Да, конечно, Константин Сергеевич.
— Хотите преподавать у нас художественное слово?
— Я никогда этим не занималась и сама в концертах не
читаю, — ответила я.
— Тем лучше, — сказал он, —
значит, у вас не успели выработаться штампы. Эта область еще не изведана как
следует, над ней нужно много думать, открывать новые пути. Хотите учить учась?
Я с радостью согласилась, и
началась новая, увлекательная полоса моей творческой работы под руководством
Константина Сергеевича. И поскольку она по своему значению выходит далеко за
рамки моего личного опыта, я считаю своим долгом попытаться сделать ее достоянием
общественности.
Сейчас, когда я пишу эти
строки, существует целый ряд новых материалов, освещающих этот последний период
экспериментальной деятельности К. С. Станиславского. Тогда, когда мы в Студии
под руководством Константина Сергеевича занимались проблемами слова, его новые,
наиболее зрелые мысли об искусстве, его позднейшие творческие открытия
только-только еще кристаллизовались, выливаясь в четкие, законченные
формулировки, обрастая примерами, вновь и вновь выверяясь и уточняясь в самой
практике работы Студии. Мы были свидетелями этого замечательного процесса.
Настоящая работа опирается,
с одной стороны, на опубликованные высказывания Константина Сергеевича, с
другой — на мои личные воспоминания о его деятельности в Студии той поры. Это
рассказ об увиденном и услышанном и одновременно попытка систематизировать,
обобщить, хотя бы первоначально, основные положения о слове в сценическом
искусстве, принадлежащие К. С. Станиславскому. Это не научное исследование в
чистом виде, не учебник по словесному действию. Я понимаю свою задачу скромнее
и считала бы ее выполненной, если бы мне удалась постановка вопроса — одного из
самых важных в нашем деле. И потому я полагаю возможным переходить в данной
работе от прямого изложения проблемы, как я ее понимаю, к материалам мемуарного
характера, к тому, что говорил о слове Станиславский на уроках в Студии, как он
проводил эти уроки, рассказывая и объясняя то, что, с его точки зрения, имело
коренное значение для развития психотехники советского актера.
Константин Сергеевич никогда
не отделял проблемы слова в художественном чтении от словесного действия в
спектакле. Он ясно «видел, что в том и в другом случае существует своя
специфика. Но ему в первую очередь важно было подчеркнуть общие основы
словесного действия в обоих случаях. И потому было бы неправильно ограничиться
в пределах данной работы разговором об одних только законах художественного
чтения, не пытаясь раскрыть в полном объеме понятие словесного действия,
основополагающего в системе Станиславского. Мне невольно придется касаться всей
суммы вопросов, связанных со словесным действием в творческой работе актера.
Более того: рассматривая
слово как первоисточник актерских задач в спектакле и в то же время вершину,
конечный пункт творческого процесса, Станиславский никогда не говорил о слове в
отрыве от всех остальных положений системы, выработанных им за долгие годы его
замечательной «жизни в искусстве». Процесс овладения авторским словом в
спектакле совпадает, по мысли Станиславского, с процессом создания сценического
образа. И это обязывает меня не проходить мимо узловых моментов системы, мимо
ее общеэстетических и технологических основ. Мне придется касаться этих общих
вопросов в той степени, в какой мне представляется это необходимым для уяснения
роли и места словесного действия во всем комплексе взглядов великого
основоположника советской режиссуры и театральной педагогики К. С.
Станиславского.
полный текст доступен при скачивании. это бесплатно :)
|